О Сергее Федоровиче Летове сказано так много, что добавить мне особо нечего. С ним мы познакомились на фестивале «Звезды над Донбассом» в Мариуполе. Потом начали дружить и общаться. Когда началась война в Донбассе, а потом СВО, я с грустью начала замечать, что многие музыканты, которых слушали мои родители, а потом и я, бросили свою страну и выбрали сторону врага. Но Сергей Летов выбрал свой народ и свою Родину. Он не только талантливейший музыкант, он остался порядочным человеком, что очень ценно и радует. Значит, у нашей страны есть будущее.
Фаина Савенкова: Что для вас музыка? Почему именно она стала вашей профессией?
Сергей Летов: Ну, музыкой я занимался с детства. Меня родители стали учить игре на фортепиано, когда я еще жил у офицеров, военнослужащих. Естественно, там никакого пианино не было, и я со скамеечкой ходил в дом офицеров вместе с бабушкой. Скамеечка – потому что у меня ноги на стуле до пола не доставали. И вот я пытался там получать какие-то первые уроки игры на фортепиано. Впоследствии, когда переехали на новую квартиру, родители купили пианино и я продолжил занятия, но как-то душа не особенно лежала. Хотелось больше с другими детьми бегать по улицам, играть. В общем, игра классики по нотам не очень у меня задалась. Я проучился лет пять и дальше сконцентрировался на математике, физике, химии. И вот, когда я стал учащимся физико-математической школы-интерната, там был клуб любителей искусств, который вел инвалид войны Николай Филиппович Луканев, потерявший руку в Великой Отечественной войне. И вот я стал много слушать благодаря ему, просто много слушать классической музыки. Постепенно у меня любовь к музыке усиливалась и мне уже было обидно, когда я приехал домой в Омск на каникулы, и обнаружил, что родители пианино продали. Где-то на рубеже 70-х 80-х, я стал слушать радиопередачу о джазе, купил какой-то саксофончик себе и начал играть. Ну, и постепенно из хобби музыка стала моей профессией. Сейчас я, кроме, собственно говоря, музыки и связанного с ней, ничем другим больше не занимаюсь. В основном стал почти исключительно музыкант-профессионал, наверное.
Фаина Савенкова: Деление на музыкальные жанры – весьма условное. Но все же, какой жанр Вам наиболее близок и почему?
Сергей Летов: Наиболее близок жанр свободной импровизации. Свободная импровизация или фриджаз. Скажем, или то, или другое, или то и другое вместе. К сожалению, возможностей в рамках существующей художественной жизни в Москве, в России реализоваться полностью как фриджазовому музыканту нет. Это невозможно, потому что очень узок круг любителей такой музыки. Поэтому приходится играть всякую другую музыку, там рок, театральную музыку, ну и так далее. Если у меня есть возможность в рамках концерта какой-нибудь кусочек фриджаза или свободной импровизации запустить, даже в рамках театрального спектакля, например, об Айболите, о Дориане Грее или о Маяковском, то я с удовольствием делаю такие небольшие вкрапления.
Фаина Савенкова: Вы участвуете в театральных постановках. Каким образом вы их выбираете?
Сергей Летов: Ну как я выбираю? Не то чтобы я прямо выбираю, как вот, например, «хочу играть в такой-то постановке» – конечно, нет. Получаешь приглашение от режиссера и смотришь, подходит тебе или не подходит, можно ли в рамках этого что-то интересное для себя сделать? Как правило, меня приглашают только в то, что мне интересно, потому что знают, на что я способен и какие у меня вкусы. Зачастую ведь в роли со-композитора выступает сам режиссер, потому что он отвечает за спектакль, он знает куда ему какая музыка нужна и в какой момент, и он дает задание: вот здесь мне нужно то-то, здесь нужно то-то. И он думает, что Сергей Летов подходит, наверное, для воплощения этих идей. Зачастую режиссеры, не будучи музыкантами, понимают на что способен тот или иной музыкант, и может ли он воплотить идеи режиссера. Мне в жизни повезло: я работал с Юрием Петровичем Любимовым – главным режиссером Театра на Таганке, который за пределами России в основном считается оперным режиссером. Он был главным режиссером театра Ла Скала в Италии и поставил большое количество опер в Европе – самых разных. Он очень хорошо разбирался в музыке, имел свое мнение, ни от кого не зависящее, по всем музыкальным вопросам – мог с композиторами, с музыкантами спорить, потому что опыт у него был огромный. Очень приятно, когда режиссер учился, скажем, в детстве или в молодости играть на каком-то музыкальном инструменте – с ним можно разговаривать на одном языке. Ну, и так получилось, что я начал по сути театральную работу сразу, как только у меня произошла смена профессии в жизни. То есть, я по основному образованию и профессии – инженер-технолог-химик, занимался космической техникой в институте авиационных материалов и совмещал это с разными музыкальными перформансами с Сергеем Курехиным, другими музыкантами. Но вот когда я перешел полностью на такие музыкальные хлеба, то первым театром стал Театр импровизации при Союзе театральных деятелей СССР тогда еще. Через непродолжительное время театр Анатолия Васильева, где было очень трепетное отношение к музыке и где музыкальным директором был мой партнер по ансамблю «Три О» – фаготист Александр Александров. Дальше я работал в Италии – не очень долго, на протяжении пары-тройки лет – с Центром экспериментального театра в Риме, преимущественно с иранскими режиссерами, с персами. Затем – Театр на Таганке, в котором в общей сложности 21 год получилось в разных спектаклях. Ну, и сейчас 4 театра. То есть, очень редко, когда я отказываю режиссерам. Например, подобное произошло в этом году: режиссер, которого я очень уважаю, с которым получился один очень-очень хороший спектакль, который идет сейчас, предложил мне играть в спектакле-комедии. И я подумал, что, наверное, мне будет это неприятно, неудобно и тяжело. В общем, я отказался. И в прошлом году я отказался от очень значимого проекта в пользу своего товарища. То есть, каждый раз я не просто отказывал режиссеру, а я говорил, что вот есть музыкант, который, мне кажется, подойдет лучше на эту роль, лучше впишется в этот спектакль, и я прямо вижу, как вот он реализуется в значительно большей степени, чем мог бы я – у меня будут здесь, скажем, некоторые проблемы. Например, я должен был в начале в 90-х, кажется, или в конце, в конце 90-х работать с прекрасным актером Александром Филипенко, с режиссером Макеевым. Я отказался в пользу своего товарища-гитариста, а спектакль получился очень успешным. Я немного потом сожалел. В общем, я не на все предложения режиссеров соглашаюсь. Соглашаюсь тогда, когда мне кажется, что идеи режиссера и мои идеи о музыке и о мире хоть в какой-то степени совпадают. Хоть в чем-то. А также когда мне не придется делать что-то в этом спектакле, чего я не умею, или в чем я сомневаюсь в себе. Это достаточно такая щекотливая и сложная задача, но сейчас вот играю в четырех спектаклях регулярно более-менее и во всех этих четырех спектаклях мне очень нравится. Когда играешь, играешь в спектакле, проходят годы и вдруг этого спектакля больше нет… Проходит 16 лет или 15, которых ты отдавался каждый месяц этому спектаклю, и вдруг он остается уже в прошлом – это очень грустно. Но когда-то и нас не будет, не только спектаклей, правильно?
Фаина Савенкова: Вы участвовали в постановке «Одолеем Бармалея», с которой приезжали в Донбасс. Можете рассказать об этой постановке и что она для Вас значит?
Сергей Летов: Ой, это интересная очень история. Дело в том, что сам Корней Чуковский написал сказку «Одолеем Бармалея» в 42 году в эвакуации в городе Ташкент. И сказка эта очень необычна. Дело в том, что она вся насыщена военной лексикой. Это такая как бы детская сказка по мотивам Совинформбюро, не хватает голоса Левитана, который бы зачитывал военные сводки. То есть, Чуковский очень быстро вник в особенности военного языка, военную терминологию, и у него происходит в рамках этой сказки такое поразительное сочетание – соединение взрослого и детского мира зверушек, потому что все действующие лица, кроме Вани Васильчикова, это звери, и только Ваня Васильчиков – герой-ребенок, так же, как в других более традиционных сказках, который отважно побеждает главного злодея Бармалея и все его полчища. И я поначалу, когда режиссер и актер Леонид Краснов предложил мне работу над этим спектаклем, отказался, как со мной это бывает. То есть, я не заметил, что я здесь могу что-то сделать и вообще, мне эта сказка как текст в тот момент не понравилась. Я, в общем, достаточно возмущенным тоном отказался, дескать, что это не сказка, а какой-то маразм, и мне жалко, что уже в старческом возрасте бедный Чуковский выжил из ума, а мы будем глумиться над ним и выносить это на широкую публику. Ну так вот мне показалось тогда. Прошло некоторое время, Леонид Краснов с Яковом Рубиным поставил этот спектакль в Вологде, и он стал его успешно играть один. Леонид Краснов играл в Вологде этот спектакль как моноспектакль – у него есть какая-то фонограмма, под которую он играет успешно. И он взял и послал мне на ютубе видеозапись всего спектакля с одной фиксированной камерой того, как он играет этот спектакль. Мне так понравилось! И я взял все свои слова обратно и сказал, что в таком спектакле и я хотел бы играть, но, наверное, уже поздно. А Краснов сказал, что не поздно. Мы поехали с ним вместе в пансионат РУЗА – это пансионат Союза театральных деятелей в Московской области. Там мы немножко порепетировали без всякой особой техники, просто минимальными средствами. У меня с собой даже не было саксофона, у меня был только электронный инструмент духовой. Мы вместе сделали разметку того скрипта, того текста, который используется в спектакле, и сыграли для посетителей, для гостей, для местных жителей в большой комнате, которая была в галерее, примыкавшей к их столовой. Вот с этого времени начался спектакль. Через некоторое время мы вернулись в Москву и попробовали его играть уже немного по-другому, упрощенно по сравнению с вологодской версией. Я играю теперь спектакль уже на протяжении пяти лет, пожалуй. Так что он стал любимым спектаклем. Именно за этот спектакль я получал премии: например, в Лобне на 18-м международном фестивале «Русская классика» я отмечен был призом за оригинальную музыкальную партитуру и на фестивале «Свой» в Екатеринбурге за исполнительское мастерство мы с Красновым получили специальный приз. А вот в Челябинске на фестивале «Мир театра» нас раскритиковали. Ну, не прямо меня, но наш спектакль московские критики разгромили. Бывают разные приемы, но, когда мы прибыли в район Мариуполя пару лет назад на фестиваль «Звезды над Донбассом», в самом Мариуполе не было зала, где мы могли бы сыграть. Само открытие фестиваля проходило в спортзале, который успели восстановить. Мы играли в домах культуры, в Мангуше и в Урзуфе, но там не было театрального света, были некоторые проблемы со звуком, например, потому что я привык играть этот спектакль в маленьком зальчике, без микрофонов, но используя трансмиттер – то есть, радиопередатчик, который передает звуковые сигналы из моего духового синтезатора на пульт непосредственно. Тем не менее, удалось все запустить, даже, может быть, с небольшими помехами, но все удачно прошло. Я очень доволен гастролями. Для меня неожиданно, что там была достаточно широкая публика – я-то играю в подвальчике в театре «Театральный особняк», там 35 человек собирается, 40 максимум. А тут сыграть для 80 или 100 человек очень необычное ощущение для этого спектакля. Надеюсь, мы как-нибудь приедем в ДНР и в ЛНР с этим спектаклем вместе.
Фаина Савенкова: Будем ждать. А вообще, почему именно его выбрали?
Сергей Летов: На самом деле приглашен был не я, а приглашен был Леонид Краснов со своим «Театральным особняком». И он выбрал именно этот спектакль. Сам он вообще неоднократно бывал в Донбассе еще в то время, когда ДНР не была признана Российской Федерацией, когда это была непризнанная республика. По-моему, впервые он приезжал в 2015 году, у него есть какие-то награды ДНР. А я бывал до этого только в девятнадцатом году с сопровождением немого фильма в филармонии донецкой. Ну, он мне предложил, а я сразу согласился.
Ф.С.: В нынешних условиях почти невозможно оставаться в стороне от политики и социума. Ваш выбор я знаю, но можете рассказать о том, как пришли к своему решению?
Сергей Летов: Ну я, честно говоря, особо не колебался. Дело в том, что в 2014 году, с 13-го на 14-й, я вообще очень переживал из-за процессов, которые происходят на Украине. Осенью тринадцатого года у меня был тур по Украине с сольными концертами, который заканчивался русско-украинским босфорским форумом – это культурный форум-совещание писателей России и Украины, который проходил в Керчи. И на протяжении вот этого всего моего тура я общался с людьми и наблюдал некоторое, скажем, нагнетание со стороны власти, а властью тогда был Янукович и его Партия регионов. Они все уговаривали народ, что ни в коем случае не стоит вступать в Таможенный союз, где СНГ, а нужно войти в Евросоюз. Из-за этого практически везде прямо в воздухе витало, что скорее всего Украина уйдет Евросоюз. «Долой эту Россию», «долой этот «Таежный союз»», как они говорили. Тогда у меня были некоторые сомнения в том, что в Европейском союзе с распростертыми объятиями ждут Украину, я пытался что-то оспаривать в разговоре и возражать. С некоторыми украинскими писателями у меня были прямо в Керчи конфликты и однажды я не пошел на совместный ужин, потому что предполагал, что меня могут просто побить после выражения сомнений в светлом будущем Украины. В общем, в 14-м, конечно, я наблюдал. Потом начался майдан, потом власть вдруг переменила мнение о том, что не вступать в Таможенный союз не надо, а народ они уже здорово разогрели. В общем был ужасный конфликт, майдан, и я переживал больше всего в 14 году из-за своей дочери, семьи, из-за семьи своей дочери, которая живет в Севастополе. У меня там три внучки и дочь, и конечно я очень переживал за них, но, когда Крым все-таки вошел в состав России, мне моя внучка старшая рассказывала об этом. Она училась в украинской школе в украинском классе, где все предметы только на украинском языке, потому что на Украине не было образования на русском языке, только в Крыму разрешалось. И вот до этих событий дочь мою старшую внучку убеждала, что надо учить украинский язык изо всех сил. Тем не менее, мне внучка сказала, что в день референдума все девочки из ее класса заплели в волосы белую, красную и голубую ленты в цвета российского флага, но это еще и цвета крымского флага того времени, Крымской республики. Конечно я очень рад, что так произошло. Дочь мне рассказывала, что власти отключили электричество, когда на главной площади Нахимова собиралось народное вече, избрали народного мэра и отправили автобусы на помощь в Симферополь, где происходили столкновения у здания Верховного Совета в то время. И вот мне рассказывала дочь, что, взявшись за руки с мужем, они от площади Ушакова выскочили из остановившихся обесточенных троллейбусов и бежали вниз до площади Нахимова. Когда они добежали, то увидели, что автобусы уже отправляются. Конечно, я очень переживал за девочек и за свою дочь, и рад, что с ними все обошлось – бескровно, без войны, без разрушений. В 14 году я приехал с Театром на Таганке, в котором, собственно, я служил. Приехал в Ялту, Севастополь и после возвращения оттуда уже узнал, что я на «Миротворце», что я уже враг за то, что я побывал в Крыму в 14 году. Так что у меня уже даже сомнений не было никаких – меня уже ничего не останавливало. Конечно, я переживал за Донецк. Дело в том, что я на протяжении ряда лет сопровождаю музыкой немой фильм «Оборона Севастополя». Это первый русский полнометражный фильм 1854 года. И этот фильм, между прочим, создал уроженец Донбасса. Это же рядом с Донецком – Ханжонково, через который я наконец побывал проездом в этом году. Это создатель первого русского полнометражного фильма. Конечно, там живут русские люди и не хотелось их отдавать бандеровцам. Я все переживал и переживаю до сих пор.
Фаина Савенкова: А как Вы считаете, нынешнее противостояние России и коллективного Запада – это война смыслов или что-то более приземленное?
Сергей Летов: Ну, я такими глубокими категориями не оперирую как война смыслов. Мне кажется, это давняя стратегическая борьба вообще между разными цивилизациями. С моей точки зрения Россия – Российская империя, Советский союз, нынешняя Российская Федерация – это все-таки отдельная большая цивилизация, отдельный центр силы, который не совпадает с западноевропейским. А Восточная Европа в значительной степени находится между этими двумя большими центрами силы и поэтому борьба между ними происходит. Она значительно глубже, чем просто война между центрами силы. Эта война скорее между наследниками цивилизации греческой и латинской, их разные основы. Древняя Греция, Византия и их наследником стала Россия. «Москва – третий Рим, а четвертому не бывать». Западная Европа в какой-то степени является наследником Рима, наследником совершенно другой традиции культурной. Тоже очень важной, конечно, но многое мысленно нас с западноевропейцами разделяет. Я так считаю.
Фаина Савенкова: А что для Вас идеальная власть?
Сергей Летов: Я не знаю, возможна ли она. Трудно сказать. Ну вот на протяжении нескольких сот лет в рамках интеллигентского взгляда на мир предполагается, что всякая власть в нашей стране очень плоха. Мне кажется, вот эта точка зрения в значительной степени превалирует, начиная со времен императора Павла 1, когда британская разведка и вообще британские шпионы, агенты влияния как раз очень опасались того, что Павел 1 пытается вытеснить Британию из Средиземного моря, ищет пути в Индию. Он же был магистр мальтийского ордена. С этого времени началась борьба с властью у нас. В нашей стране существовал и существует такой уникальный слой интеллигенции, которая занимается борьбой со своей собственной страной, со своим собственным государством. Интересно, что за пределами России такого явления нет. Такой вот интеллигенции, которая была бы с ненавистью, недоверием к собственной власти, с ненавистью к собственному народу – в других странах такого явления нет. Я общался с людьми в других европейских государствах, во Франции, особенно в Италии – нет такой ситуации. Может быть, какой-то скепсис в отношении власти в какой-то степени присутствует, но такой нетерпимости в отношении власти, что всякая власть – это какая-то грязь и беда… То есть, поведение нашей интеллигенции напоминает поведение диаспоры какого-то мелкого иноземного народа, который каким-то чудесным образом затесался внутрь нашей большой страны и который ведет изнутри, если не подрывную работу, то работу, которая сама по себе максимально близка к той, которую ведут преимущественно противники России, проживающие где-то на западе или в Японии, например. В общем, в каких-то странах, с которыми у России не очень хорошие отношения. Вот так сложилось. Это же было и весь 19 век, посмотрите, и также существенную часть 20 века и это продолжается сейчас. Ничего не меняется, в принципе.
Фаина Савенкова: Как Вы считаете, должна ли быть государственная поддержка и пропаганда культуры?
Сергей Летов: Ну, мне, как работнику культуры, конечно хотелось бы, чтобы такая поддержка была. Эта поддержка должна быть определенно дозированная и она должна быть пропорциональна возможностям государства. Некоторое время назад я своими словами вызывал раздражение у одного нашего композитора, который в конце концов уехал в Германию, говоря ему о том, что поддержка, большие траты на радикальную музыку, такую как свободная импровизация, фриджаз, не нужны, потому что очень незначительное количество людей эту музыку воспринимает, считает своей. Она может быть не вполне органична для нашей культуры. Наша культура все-таки эгоцентрична – у нас в значительной степени на первом месте слова. Музыкальные образы или какие-то иные несловесные образы не являются центральными в нашей культуре, поэтому все должно быть пропорционально. Конечно, нам хотелось бы более легкой жизни, я имею ввиду нам, музыкантам или актерам, чтобы государство в значительной степени поддерживало. Но поддерживать надо не все, поддерживать надо то, что направлено на пользу нашему народу, нашей стране, а не против нее. Потому что поддержка вот этой интеллигенции, которую собственный народ и собственная власть ненавидит… Просто за то, что они русские, за то, что в этой стране осмеливаются иметь собственные национальные интересы… Мне кажется, такую интеллигенцию поддерживать вообще не надо никак. Пусть как-то живут, пусть получают от своих спонсоров, от того, кого они считают близкими. Почему можно ругать власть и ждать, что она будет их кормить? Я думаю, что вот как раз такая поддержка не нужна. Поддержка нужна в образовании. Опять же, нужно смотреть куда направлено это образование: если это образование направлено на то, чтобы в умы детей внушать какие-то русофобские идеи, child free, прочую ерунду – такое образование не нужно и не нужно его поддерживать. Нужно определенным образом государству подходить и только то, что нам полезно, то и поддерживать. Образование очень важно. А если речь идет о каких-то радикальных высказываниях, скажем, стран трансгрессивных… Есть же те, кто этим занимается, и вот сколько у вас есть поддерживающих вас людей, кому это искусство нужно, значит в такой степени и поддерживать его – не больше и не меньше. Вот так. Может быть, мое высказывание покажется моим собратьям по культурному цеху абсурдным, но это так. Мне уже 68 лет и я практически никогда не пользовался никакими преференциями от государства, я имею ввиду в отношении культуры. То есть, я за всю жизнь – лично я – выиграл один грант на музыкальное сопровождение аниме-фильмов. И это было в последний раз в 2010 году. Это был первый и пока последний раз. Грантополучатель никогда не выступал. И тем не менее я играю где-то с десяток бесплатных концертов на разных, преимущественно патриотических мероприятиях, просто по зову сердца. Допустим, если это какие-то концерты фриджазовые, авангардистские, тут, конечно, уже могут и зрители за билетик заплатить.
Фаина Савенкова: Ваше самое важное решение в жизни?
Сергей Летов: Я думаю, что самое важное решение в жизни, наверное, у меня это начать играть на саксофоне. Другим важным решением было перейти полностью на, скажем так, музыкальные хлеба, то есть, уволиться из научно-исследовательского института, где я занимался материаловедением, и посвятить себя всецело музыке. Это, наверное, самое важное решение. Я не хочу сказать, что я в нем не сомневаюсь. Иногда, когда особенно тяжело и нет денег или какие-то обстоятельства вынужденно требуют какой-то большей материальной обеспеченности, конечно, я думаю: «Да вот почему я выбрал этот путь? Я сам виноват, никто не виноват, кроме меня». Ну ладно. Это самое важное решение, я его сделал, верно оно или нет, но это, наверное, уже не только мне судить.
