Евгения Бильченко, украинская и российская поэтесса, философ, доктор культурологии, занимающийся современной философией и психоанализом – в интервью Люсьену Серизу о своем переходе из сторонников “евромайдана” в покаявшуюся «бандеровку», атаке глобалистов на ценности русской культуры, природе украинского нацизма и легитимированном парадоксе в головах украинцев, когда травмированное «сшитое» мышление одинаково воспринимает ценности Макдональдса и ценности джихада.
Люсьен Сериз: Здравствуйте, Евгения! Мы познакомились в Санкт-Петербурге, Россия, где я путешествовал в этом году, но Вы родом из Украины. Не могли бы Вы рассказать нашим французским читателям немного о своей биографии?
Евгения Бильченко: Здравствуйте. Конечно. Предпочитаю говорить от своего имени и избегать внешних номинаций. Я родилась на Украине и до сорока лет жила в Киеве. Бабушка воспитала меня в ценностях русской культуры, русской литературы. Кто я? Я – поэт, философ, в тридцать два года я стала доктором культурологии, занимаюсь современной философией и психоанализом. До этого я в тридцать два года защитила кандидатскую диссертацию по Древней Руси, всю юность занималась наукой и литературой. Такая книжная девушка. В тридцать лет я, как говорят у нас в России, “сорвалась с цепи”: полюбила гениального поэта из андеграунда и из пай-девочки превратилось в одного из лидеров местной контркультурной богемы. Мой возлюбленный вскоре умер. В 2014 году я, бредя романтическими идеями, поддержала “евромайдан” и так называемое “АТО”. К сожалению, никого не было рядом из украинцев, кто бы отговорил меня: все мои друзья, студенты и родственники поддержали майдан, многие ушли воевать в украинские добровольческие батальоны, читая при этом Достоевского. Вот в чем шизофрения: националисты на Украине читали тогда русскую литературу. Только мой муж всегда оставался гражданином России и уговаривал меня не разделять убеждения большинства моих знакомых. Но я ему не верила. Конечно, я не была националистом, точнее, не воспринимала происходящее как национализм, настолько он вошел в плоть и кровь и украинской истории, начиная с 1991 года. Я была уверена, что мой “малый народ” “борется за свою свободу”. Так до сих пор думает большинство населения Украины, и это я называю массовым психозом либерального фашизма. Я написала стихотворение памяти павших на майдане и стала очень известной: текст перевели на 23 языка мира.
К 2015 году я несколько раз побывала на Донбассе и поняла: никакой украинской “свободы” не существует, вместо этого братские народы убивают друг друга, более того: в этой братоубийственной войне виновата не Россия, а Украина, потому что украинцы напали на русских, а не наоборот. Они не дотянулись до России, но начали геноцид собственного русского населения. Короче говоря, я шла на оборонительную войну, а вернулась с наступательной и поняла, что руками украинцев идёт империалистическая атака глобалистов на ценности русской культуры, потому что русская ценностная матрица не вписывается в «мировое сообщество». С тех пор я упорно вела информационную войну против украинского режима всеми доступными способами: интервью, публикации, посты в социальных сетях, общение с добровольцами Донбасса, поездки в Россию, где меня долго не прощали. А некоторые не прощают и по сей день. Были и мое публичное покаяние, и выступление в чешском Парламенте о цветных революциях, была системная научная, политическая и информационная работа, был социальный психоанализ, который изначально я применяла к себе самой, чтобы выйти из украинского мифа. Жак Лакан и его школа помогли мне.
Была и диверсионная работа: я разработала свой кейс как легенду, приукрасила свою биографию, чтобы украинцы мне поверили, потому что, то же, что говорили им русские звучало бы якобы от «своей», но они всё равно не поверили. Всё это время я продолжала в муках жить на Украине, полагала это правильным. Россия начала писать обо мне как о единственно “выздоровевшим” оттуда, сравнивать с апостолом Павлом, который был Савлом. У меня появилось много ненавистников с двух сторон.
На Украине на меня начались жесткие гонения: угрозы, задержания, допросы, даже уличные нападения, за этим последовали увольнение из Университета и массовая травля. Все друзья и знакомые отказались от меня. Я оказалась в итоге в полной изоляции. Мне предложили извиниться за критику закона о запрете русского языка и за слова о том, что Украина – американская колония. Я не извинилась и в 2021 году уехала в Россию, где живу уже три года. Я не считаю себя беженцем, скорее – репатриантом. Сначала я была в полной изоляции, в России тоже, ведь медиа-маску трудно отдирать от кожи, а СМИ «позаботились» о моей биографии, всем интересно было рассказать о покаявшейся «бандеровке», все нещадно привирали и преувеличивали мою роль в событиях 2014 года. Но я доказала, что мне можно верить, и доказываю это по сей день. Я люблю Россию, это – моя Родина. Многие здесь считают, что я получила то, что я получила по знакомству в высших кругах российской власти, но это не так. В России, если честно работать, можно добиться многого. Я начала с нуля. Я всё вернула себе сама: должность профессора, книгоиздание, литературную сцену. Теперь я – гражданка России. Я обрела Родину, всецело помогаю СВО. Не верьте ничему, что в западных СМИ говорят про Россию. Это действительно – последний оплот правды в этом мире. Нет, не страна «американской мечты», а именно – приют истины.
Люсьен Сериз: Почему мне было интересно встретиться с Вами? Потому что меня очень сильно затронула “цветная революция” Евромайдана, которая произошла в Вашей стране зимой 2013-2014 гг. Я сразу понял, что это событие будет иметь катастрофические последствия. И все же Вы пережили эти события изнутри, поскольку находились во время них на месте событий. Расскажите, пожалуйста, как Вы воспринимали события в самом начале и как развивались впоследствии?
Евгения Бильченко: Как я сказала, сначала я восприняла эти события как бунт за социальную справедливость, как некое, выражаясь языком Алена Бадью, “истина-событие”, связанное с радикальным разрывом с миром насилия и гегемонии. Я находилась внутри простых людей: крестьян, студентов, мелких буржуа и обывателей, которых политики использовали, чтобы впоследствии уничтожить в качестве стихийного избытка. Ими манипулировал коллективный Запад, натаскивая на русских, играя на старых этнических травмах украинцев, приманивая их к символическим смыслам наслаждения и потребления. Были задействованы все силы информационной войны: жесткая, мягкая, хитрая. Когда я разочаровалась в майдане, я ещё некоторое время думала, что сам майдан был стихийным, а его результаты только присвоили олигархи и националисты, но потом мне стало ясно, что вся цветная революция – от начала до конца – это продуманный перформанс западного мира на окраинах русской цивилизации. Я начала изучать семинар Алена Бадью “Бег по замкнутому кругу” и доктрину шока канадского мыслителя Наоми Кляйн, где раскрывалось, как либерализм использует националистов по всему миру для собственной геополитической и экономической выгоды, получаемой от гибридных войн и гражданских конфликтов. В нашем случае – от противостояния Украины с Россией. Кажется, сейчас я знаю о цветной революции пошагово абсолютно всё. Как делаются прокси-платформы, как запускается мем, как убираются избытки, как все возвращается на круги своя… И внутри она – страшнее, чем снаружи, потому что насилие в ней не всегда проявлено явно, ее не надо демонтировать, она сама – коварный демон обольщения и обмана. В России я издала две книги по цветным революциям и, вообще, современному глобализму: «Сентиментальное насилие либерализма: от шока к китчу», которое получило единственную в России философскую премию за философское исследование 2022 года, и «Идолы театра: долгое прощание», представленную уже в 2023 году.
Люсьен Сериз: Во время нашей беседы в Петербурге Вы сказали, что украинские неонацисты, бандеровцы, на самом деле являются панками. Это поразительное наблюдение. Я знаю, что Вы изучали Жака Лакана. В случае с бандеровцами наблюдается полная диссоциация между реальным и символическим. Они говорят одно – “защищаем белую расу”, как выразился Андрей Билецкий в своей статье 2007 года, а делают противоположное – убивают тысячи белых людей. Иными словами, речь уже не опирается на реальность, на что-то объективное. Это и есть принцип психоза, свободной субъективности, всемогущей, не имеющей границ. Были ли психозами украинские нацисты?
Евгения Бильченко: Украинский нацизм – это форма современной социальной шизофрении. И я думаю, что это не разрыв, как у Альтюссера, когда реальное – отдельно, а символическое – отдельно, а именно лакановская сшивка – сочетание несочетаемого в одной плотной непроницаемой оболочке: реальное, воображаемое, символическое. Или, помните в структуре мифа у Ролана Барта: означающее, означаемое и знак. Суть украинского психоза состоит в том, что в символической сшивке его мифа сочетаются несочетаемые нарративы: либерализм и национализм, космополитизм и этницизм, модерные европейские ценности личного протеста и квазирелигиозные коллективные химеры крови и почвы. Обе истории подчинены одному гегемону – глобализму. В голове среднестатистического украинца присутствует некий легитимированный парадокс: травмированное «сшитое» мышление одинаково воспринимает ценности Макдональдса и ценности джихада. Поскольку украинский неонацизм был подготовлен западным либеральным миром, который внешне декларирует противоположное, надо было как-то спаять нарративы, пригнать их друг к другу. Любая сшивка боится пустых мест. И эти лакуны заполнили ужасающей перверсией свободы – постмодерным мультикультурализмом. Действительно, в обществе, где каждый наслаждается по-своему, почему бы украинским неонацистам не… наслаждаться убийствами русских детей? Звучит чудовищно. Эстетика стала маской абсолютного зла. Идол плюрализма стал ниткой, которая сшивает либеральную идею вечного рынка и этническую идею вечной войны. Получился свободный рынок, рынок войны, который покупает любые политические идеи, не только правые, но и левые. Символическое здесь – мультикультурализм, воображаемое здесь – национализм, а реальное – глобализм. Чудовищная эклектика роднит украинский неонацизм со стилистикой западной леваческой контркультуры, которая давно стала властью, гегемонией «креативного класса». Это я и называю сентиментальным насилием. Речь идет о появлении нового тоталитаризма, смазанного и рассеянного, порой задрапированного. Потому я не была удивлена, когда увидела, что правые радикалы активно читают Жиля Делеза и прочих левых мыслителей, сочетая в своем мозге этнических монстров и бунты в Сорбонне-1968. Хотя со временем в украинских университетах стали постепенно запрещать марксизм. Особенно это касалось психоанализа. Украинские националисты его боялись, как огня, и всячески переделывали под американский лад. Шизофрения состоит ещё в том, что народ, который возвел свою травму в идеологический культ, отказывается рефлексировать над ней.
Люсьен Сериз: Либерализм – это еще и культ субъективности, а значит, избыточности, по-гречески – гордыни. Между ЛГБТ-движением и бандеровцами существует множество симпатий и родственных связей. Инна Совсун, ЛГБТ-депутат украинского парламента, поддерживает полк “Азов”. Виктор Пылипенко из батальона “Донбасс” создал союз ЛГБТ-солдат. Можете ли Вы прокомментировать эти, на первый взгляд, противоречивые совпадения?
Евгения Бильченко: Я объясняю эти противоречия все той же причиной: западный либерализм использует украинский неонацизм в качестве оружия против России. Славой Жижек говорит, что непристойные извращения – это обратная сторона армейской культуры, реальное, скрытое под символическим. Однако я бы не была столь категорична, как господин Жижек. Не в каждой армии гомосексуалисты – необходимая обратная сторона воинской мужественности. Скорее так. Любая военная культура под возвышенными символами скрывает определенные хтонические, эротические страсти, вспомним, к примеру, викингов, или тех же мушкетёров. Такая амбивалентность – обывателю страшна, но вполне органична для истории мировой культуры. Воюющий человек умеет танцевать над хаосом, как падающая звезда, он вполне может сочетать в себе любовь к Родине и любовь к приключениям. Украина извратила архетип военного и архетип искателя приключений. В украинском случае речь идёт об одном из самых уродливых и безнравственных проявлений страсти. Вместо страсти к Победе – страсть к смерти. Вместо любви – культ любовных патологий. Украинская армия традиционную военную сшивку возвышенного и трагического качеств извратила до союза двух пороков: этнического и сексуального. Я называю это в своей новой книге идолами рода и идолами пещер. Даже в античной культуре, где гомосексуализм был узаконен, не было такого почитания разврата, такой сакрализации разврата, как на Украине. Чудовищно, что это происходит в мире, который уже более двух тысяч лет знает христианство. При этом я бы не недооценивала украинцев в информационной войне. Любые патологии, любые пороки, украинские политические технологии умеют обосновывать и продвигать, используя самую новую терминологию и самые последние стратегии. Недаром в украинских спецслужбах работают ведущие западные специалисты по информационному анализу, психологии и геополитике..
Люсьен Сериз: Моя поездка в Россию окончательно подтвердила, что либеральный Запад – это огромная психиатрическая больница, управляемая сумасшедшими! Транссексуализм, самокалечение тела, является одной из форм психоза, и сейчас его преподают детям в западных школах. Все психические и социальные патологии находятся у власти во Франции и на Западе. В России этого нет. Это примерно то же самое, что и деление мира на капитализм и коммунизм. Почему же коммунизм и вышедшее из него российское общество лучше психически здоровы, чем общества, знавшие только капитализм и либерализм?
Евгения Бильченко: Я постараюсь объяснить. Транссексуальность, трансэстетика, трансполитика – все эти виды «транс» – это бесконтрольное желание, при помощи которого западный капитал пытается управлять миром. С русскими трансгрессия как инструмент воли к власти теряет силу. Потому что коммунизм, как и христианство, из которого цивилизационно вышла Россия, – это так называемая «пятая политика» после тирании, демократии, олигархии и плутократии. Запад пережил все четыре: власть диктаторов, власть торговцев, власть демагогов и власть толпы. Платон говорил, что демократия будет худшей из политик, потому что неминуемо приведет к тирании. Так и случилось с западным плюрализмом, за которым скрываются дичайший национализм и глобалистические претензии. За каждой западной конфетой скрывается очередной местный яд, а каждая глобальная помада – это этническая кровь. Никакого мультикультурализма не существует: это манипуляция мондиалистов для оправдания извращения и зла. Быть толерантным ко злу – значит предавать истинное событие, изменять добру, отказываться от Христа. Коммунизм в какой-то мере повторял христианство и учил тому же, что русское православие, только в светской форме: солидарности, добровольчеству, коллективизму, жертвенности, любви, справедливости, осознанной свободе, долгу. Западный мир только говорит о свободе, но он не свободен: он полностью зависит от своих желаний и от своих господ, которые этими желаниями руководят. Россия не захотела склонить колени перед обществом Желания, она осталась обществом Закона, потому западная либерал-демократия России не нужна. Неолиберальный глобализм – худшая форма рабства, форма ползучего и прозрачного зла. Потому для нас, русских, наши традиции – это совсем не невежественный фундаментализм, а способ сопротивления глобальному миру коллективного Запада. Мы прошли премодерн, модерн и в девяностые – постмодерн. Мы идём дальше, не без трудностей, не без страха, но всё-таки – дальше. Европа же по инерции пребывает в постмодерне, то есть, в обществе разнузданного желания, спектакля смерти, прикрытого сладкими песнями о комфорте. Фильмы Тарантино это неплохо показывают, как и фильмы Линча, Кустурицы, Стоуна. Пора бы Европе проститься с американскими транснациональными идолами. Европа раньше была более свободна, пока была традиционной. Я всегда любила французскую школу философии: для меня Лакан и Бадью – не пустые слова, это великие гении мысли. Но сейчас Европа в лице своих элит продалась мондиалистам и предает саму себя. Это касается и правых, и левых. Продажным элитам всё равно, как будут жить простые люди, им нет дела до классовой справедливости. Также им нет никакого дела до подлинных национальных традиций, любую национальную культуру они превращают в туристическую диковинку. Потому я считаю, что не осёдланные глобализмом, свободные левые и правые крылья антиглобализма на Западе, если такие еще имеются, должны объединяться ради сохранения жизни человека на земле и жизни своей цивилизации, больше нечего делить.
Люсьен Сериз: Спасибо Евгении за высококлассные анализы, до скорой встречи!
About the author
